По поводу Палладио // Art Newspaper Russia (№35, 2015)

Есть выставки, как бы специально предназначенные для каталогов. В ногах правды нет — фотографии или рисунки, а тем более архитектурную графику лучше рассматривать дома, не отвлекаясь на извне привнесенные обстоятельства: других посетителей, надсаду освещения, инициативных смотрителей. Особенно если экспозиция демонстративно кураторская и раскрывается от зала к залу, постепенно, точно роман. Каталоги таких выставок, насыщенные статьями и справочными материалами, идеально служат для «закрепления материала», обобщения увиденного.

К тому же большинство нынешних экспозиций — это в основном экспонаты на стенах, мало кто из кураторов и оформителей задумывается над решением и наполнением промежуточного пространства. В лучшем случае поставят фальшстены, выгораживающие локальные территории, оставляя висеть посередине выставочных анфилад немые воздушные ямы.

Палладио в России. От барокко до модернизма, сочиненная Аркадием Ипполитовым и Василием Успенским, сначала была показана в венецианском Музее Коррера, затем переехала в Москву, по дороге разделившись на две автономные экспозиции. Так что цельность кураторского замысла москвичам действительно доступна лишь в каталоге, поскольку дореволюционные сюжеты, связанные с освоением наследия Андреа Палладио в России, здесь показывают в Хлебном доме Государственного музея-заповедника «Царицыно», а советские параллели — в Музее архитектуры им. А.В.Щусева. В Венеции эволюция отношения к творчеству Палладио, вписанная кураторами в сюжет развития и угасания Российской империи, была прямой и непрерывной — в Москве же единая, но поделенная выставка рассказывает две какие-то параллельные истории. Из-за чего, собственно, и возрастает значение «промежуточных» и объемных артефактов, не только прерывающих вынужденную монотонность стен, но и помогающих экспозиции расставить окончательные акценты. Несмотря на всю свою видимую конкретность, архитектурная графика весьма схоластична. Особенно когда дело касается первичных набросков и нереализованных проектов. Поэтому «дух времени» в царицынской части выставки лучше всего передают витрины с декором и книгами, фарфором и живописными вставками. В Музее архитектуры тоже выставлена супрематическая посуда Николая Суетина и Ильи Чашника, хотя главные акценты здесь ложатся, во-первых, на деревянную модель виллы «Ротонда», выполненную в 1935 году Александром Любимовым, а во-вторых, на фрагмент инсталляции Александра БродскогоТочки схода (1997) под символическим названием Предпоследний день Помпеи.

Прожженный остов заваливающегося здания, подсвеченный изнутри синим светом (в оригинале из утробы его должна звучать заглавная песня фильма Свинарка и пастух), вообще кажется главным экспонатом всей этой историко-культурной протяженности от барокко до постмодерна, которой Палладио и разработал самые важные, может быть, архитектурные формы. Кураторский замысел ведь не ограничивается только проектированием и строительством — он много шире: интерес к классическому итальянскому наследию шаг за шагом почти буквально совпадает с основными этапами развития русской культуры, да и всей русской жизни, наполнившей сосуды чужих форм конкретным содержанием — не только бытовым, но и бытийным. Вероятно, и поэтому тоже самые эффектные (но и предельно субъективные) участки выставки и каталога связаны с выходом за границы заявленной темы. Там, где Ипполитов и Успенский отвлекаются на живопись и скульптуру, вспоминают о поэзии и театре (чеховский Вишневый сад как эпилог «золотой осени крепостного права»).

Скульптурно-объемное каприччо Александра Бродского — это ведь тоже достаточно отвлеченный, обобщающий образ, не имеющий прямого прототипа ни среди аутентичных палладианских штудий, ни в чреде русских палладианских транскрипций. Весьма показательно, кстати, что изображение Предпоследнего дня Помпеи, помещенное на разворот русскоязычного каталога (следует сказать, что к венецианской премьере Палладио в России вышел аналогичный монументальный том, целиком переведенный на итальянский), режется пополам. Таким образом, книжный макет, кажется, окончательно снимает вопрос, что здесь все-таки первично — живое переживание экспозиции или же каталог (несмотря на то, что в нем опубликована масса артефактов, на выставку так и не попавших, как, например, «тряпочки» Тимура Новикова). На бумаге все экспонаты поставлены в одинаковые условия, из-за чего главными в этой книге, роскошной и дорогой, вышедшей в издательстве «Кучково поле» (дизайн Ирины Тархановой), оказываются именно тексты. Все прочее — архитектура.

Палладио в России. От барокко до модернизма / Редакторы-составители А. Ипполитов, В. Успенский. М.: Кучково поле, 2015.

Оригинал статьи