28 сентября 2019
17 [28] сентября 1797 г. родился граф Фёдор Петрович Литке (ум. 1882), российский мореплаватель, исследователь Арктики, президент Российской академии наук (1864—1882), основатель Русского Географического общества.
Флигель-адъютант Ф. П. Литке
Предлагаем к прочтению цитаты из готовящейся к печати книги:
Сидорова А. Н. «…Образовать в детях ум, сердце и душу». Воспитание великих князей в семьях императоров Николая I и Александра II. — М.: Кучково поле Музеон, 2019. — 400 с.; 28 л. ил.
ISBN 97978-5-907174-04-7
<...> Воспитателем к великому князю назначили известного мореплавателя и ученого-географа Ф. П. Литке. Его, по свидетельству академика В. П. Безобразова, рекомендовал императору немецкий ученый Александр фон Гумбольдт. Император познакомился с Литке во время осмотра судов в Кронштадте в 1829 г. Летом 1832 г. Литке сопровождал дочерей императора в морском путешествии в Ревель, что стало для него своеобразной проверкой, после которой Федора Петровича стали часто приглашать ко двору для более близкого с будущим воспитанником. В начале ноября 1832 г. Литке официально приступил к исполнению обязанностей воспитателя великого князя Константина Николаевича, которому недавно исполнилось лишь 5 лет, но по причине его раннего умственного развития, очевидно, сочли целесообразным начать обучение именно с этого возраста.
<...> Ф. П. Литке не получил в детстве серьезного образования. Своими выдающимися научными заслугами в области географии, гидрографии, исследовании Арктики он обязан самовоспитанию и самообразованию. Постоянная морская практика и научные экспедиции сделали из него первоклассного офицера, в совершенстве знающего морское дело. По мнению Николая I, такой человек идеально подходил для воспитания будущего генерал-адмирала, и даже отсутствие у избранника какой-либо педагогической или воспитательной практики не было для императора помехой. Сам Федор Петрович, вступая в новую должность, не чувствовал способностей к исполнению ответственной миссии и не раз сожалел впоследствии, что оставил ради нее научные исследования: «За что и для чего судьба оторвала меня от работы, с которой я так сзнакомился, совратила меня с поприща, на котором я только что стал подвизаться с честию?» — писал он в дневнике спустя 4 года после назначения воспитателем великого князя. Тем не менее, он ценил оказанную ему честь, с должным вниманием и полной самоотдачей исполняя свой долг. За 16 лет службы при царском сыне Литке зарекомендовал себя как человек, имеющий, по словам В. А. Жуковского, «честный, добрый и прямой характер», а своими беспристрастными суждениями, происходившими от «неопытности в придворном быту», приобрел полное доверие государя.
Несмотря на то что Ф. П. Литке был достаточно строгим воспитателем, великий князь Константин Николаевич искренно привязался к нему. «Взаимное отношение наше совершенно удовлетворительно, хотя нет в нем той идиллической нежности, примеры которой читаем мы в историях и в романах (Alexandre I & La Harpe), но это может быть от того, что ни в его, ни в моем характере нет ничего идиллического», — отмечал Ф. П. Литке в своем дневнике.
<...> О сложности своей должности Ф. П. Литке писал своему другу Ф. П. Врангелю: «Паровая машина, под вывескою гувернерской должности, продолжает по-старому работать с утра до ночи, сегодня, как вчера, и как будет завтра… на бессменной 24-часовой вахте по 7 дней в неделю. Прибавь к этому заботу о хозяйстве и тысячи маленьких хлопот, составляющих, однако ж, к концу дня порядочную кучу; и пересыпь все это ответственностью, беспокойством, а иногда для переменки и неприятностями, и ты получишь маленькое понятие существа теперешней моей обязанности… А спросишь себя: что сработал? И не знаешь, что отвечать. Надо подождать лет десять, чтобы получить ответ».
<...> Ф. П. Литке, размышляя о своей воспитательной миссии, с горечью писал в дневнике: «Дóлжно признаться откровенно, что такая жизнь не есть жизнь для семейного человека… Исполняя долг наш к царю, мы по неволе пренебрегаем долг не менее священный, предписанный человеку царем небесным — долг по своему семейству. Бог видит эту жертву, понятна ли она царю?»
<...> С осени 1840 г. Ф. П. Литке установил правило, чтобы в конце каждой недели Константин Николаевич писал письмо кому-нибудь из воспитателей или наставников по своему усмотрению, давая обозрение своим учебным успехам и поведению за истекшую неделю. «Письма суть как бы зеркало человека, в котором он отражается как живой», — считал Литке.
<...> воспитатель великого князя Константина Ф. П. Литке в 1837 г. отмечал: «Лет через 50 посетители Александрии не будут понимать, как мог тут помещаться царь русский со всем своим домом, и не будут верить рассказам о том, как это делалось; не поверят, например, что царь не мог посадить у себя за стол более 12 человек, что 3 его дочери, взрослые, жили в двух комнатах вместе с своими гувернантками, возле государева кабинета, что уроки брать должны они были ездить за две версты в Петергоф, что гувернантка, ночующая у Великих Княжон, должна была ездить за те же две версты раздеваться на ночь, а проснувшись поутру, сей час садиться в карету и ехать туда же одеваться, потому что не было для того угла в Коттедже, что один его сын должен был жить на ферме с коровами, другой в другом домишке под горой. А если уж поверит этому, то сам легко догадается, что все мы, несчастные члены педагогической касты обоих полов, считали Петергофскую жизнь некоторого рода чистилищем, необходимым для очищения наших грехов, чтобы заслужить несколько покойных дней в остальное время и уметь их ценить. Но это покажется уже совершенно невозможным, что все Их Императорские Высочества, и старые, и малые, все это приписывали капризам, и находили эту жизнь бесподобною, покойною, веселою».
<...> из-за склада своего характера Константин не отличался особенной любовью к «фрунту». Это сердило отца-императора, боявшегося, что сын не будет знать службы к сроку; он приказывал воспитателям заставлять его заниматься фронтовыми играми через силу. Ф. П. Литке был иного мнения: он считал неправомерным вмешиваться в игры детей и отвергал муштру. «При необыкновенной живости его характера и воображения никакая игра не может ему понравиться, которая не доставляет упражнения его телу и пищи воображению, — писал он о великом князе Константине. — Он любит играть и в солдаты, но как? У него сей час произойдет сражение, бум, бум, пиф, паф, и вся армия полетела; возьмет сам ружье? Он сей час черкес, или стрелок, или идет на приступ, тау, тау, ура! и т. п. А сидеть целый час, расставлять солдатиков в линию, рассчитывать батальоны и караулы, или с ружьем выводить часовых и сменяться — терпеть не может… Я рассуждаю, что ребенок во время уроков, да и вне их довольно имеет принуждения, и что жестоко было бы подчинять его даже и в часы игр. Да и ничего таким образом не сделаешь, наполнишь только горечью его жизнь… Я нисколько не мешал бы ему, если б он расположен был расставлять солдатиков, и столько же мало мешаю ему импровизировать драматические сцены, бегать, трубить и проч. И сказать откровенно искренне радуюсь, что он делает последнее, а не первое».
<...> Вернувшись из плавания осенью 1845 г. и пробыв десять дней в Петербурге, Константин Николаевич отправился в новое длительное плавание по Средиземному морю: сначала в Палермо, где в то время поправляла свое здоровье императрица Александра Федоровна, затем в Мессину, Сиракузы, Мальту, побывал в Риме и Неаполе, Тулоне, Алжире. В общей сложности вместе с турецким путешествием великий князь провел 13 месяцев вне дома. Эта ситуация очень огорчала Ф. П. Литке, поскольку учебный процесс на это время был прерван. «Таким образом, здание, над сооружением которого мы трудились столько лет, оставлено неоконченным. Работа оставлена в ту именно минуту, когда оставалось только заключить свод его, когда различные отрасли наук должны были связаны быть в один фокус и тем именно сделаться важными и интересными», — сожалел Ф. П. Литке.
