13 июня 2017
В конце июня в свет выходит книга «#музей #проектируябудущее» Ирины Коробьиной (директор музея архитектуры им. Щусева, 2010–2016 гг.) о развитии музея архитектуры в эти годы и в целом о музеефикации. От автора: «Книга представляет стратегии возрождения и развития уникального музейного пространства, Государственного музея архитектуры им. А.В. Щусева, в котором коллекция неотделима от старой московской усадьбы, памятника архитектуры 18 века, что объединяется понятием Гений Места. Она вполне может использоваться как методическое пособие по развитию любого учреждения культуры, но главный ее смысл для меня — это предъявление процесса генерирования идей и их превращения в проекты, а также способов и инструментов их претворения в жизнь».
Журналист ARCHiPEOPLE Яна Бутчер поговорила с Ириной Михайловной о музее, работе и вдохновении.
Ирина Коробьина о книге:
«Эта книжка, отдельные страницы которой напоминают личный дневник, может быть использована как методическое пособие по развитию любого музейного пространства. В общем, она про то, как варить суп из топора, пробивать стену собственным лбом, решать неразрешимые задачи, искать нестандартные ходы и ресурсы...».
«Музейные директора — особая каста. В твоей жизни появляется нечто большее твоих собственных проектов и интересов, нечто тебе не принадлежащее, но требующее всего тебя без остатка, за что ты начинаешь сражаться, как за самую большую ценность... Имя этому — Музей».
Ирина Михайловна, в книге «#музей #проектируябудущее» Вы собрали множество исторически важных фактов, того, что не помешало бы знать каждому россиянину. Благодаря иллюстрациям, прекрасно дополняющим текст, книга читается на одном дыхании. Расскажите, пожалуйста, как возникла идея её написания?
Идея книги напрямую связана с необходимостью объяснить миру, что такое музей архитектуры, кому и зачем он нужен, каким он должен быть в 21 веке. Каждый раз, когда мне удавалось попадать в кабинеты и коридоры, «где решаются вопросы», приходилось начинать одни и те же объяснения с самого начала — какой потенциал заложен в музее архитектуры, на что нацелены наши усилия по его развитию, почему это имеет стратегическое значение для всей страны. Я поняла, что мой «музейный проект» необходимо конвертировать в книгу, показывающую, каким образом в действительности происходит развитие музея и какие задачи оно решает для общества. Отдельная тема — где брать ресурсы на реализацию, когда их изначально нет и быть не может. Оказалось, наш опыт интересен многим, кто пытается улучшить ситуацию вокруг себя, по первому впечатлению довольно безнадежную — а это не только музеи, но абсолютное большинство российских культурных институций.
В декабре прошлого года я была вынуждена покинуть «дело своей жизни» — и книжка приобрела особый смысл. Она представляет музей как мой проект и одновременно отчет о его реализации. Не случайно главные иллюстрации — архитектурные и дизайнерские решения по развитию музейного пространства, по большей части осуществленные, — это фото с натуры! Думаю, мой проект воплощен процентов на семьдесят пять.
Многие музеи мира, как и музей Щусева, ограничены в финансовой государственной поддержке и вынуждены сами «зарабатывать себе на жизнь». В Бирмингемском музее (BMAG), в котором я работаю, к примеру, существует активное движение волонтеров: именно с волонтерства, как правило, начинается карьера «музейщика» в Англии. Кто-то работает гидом, кто-то занимается архивом и т.д. В Англии большая часть волонтеров — студенты, которым необходимо набраться опыта или люди пенсионного возраста, которые хотят продолжать жить полноценной жизнью. Рассматриваете ли вы такой вариант поддержки музея?
Да у нас были волонтеры, конечно же. Я вообще старалась привлекать как можно больше людей совершенно разных социальных и возрастных групп. Ведь Музей задумывался его основателем, А.В. Щусевым как «народный», наподобие Третьяковской галереи, только в области архитектуры.
Однако делать ставку в решении рабочих проблем на волонтеров считаю непрофессиональным. «Тимур и его команда» хороши для того, чтоб развести пригласительные билеты по адресам, но доверять работу с архивами, где очень много технической рутины, казалось бы, не требующей особой квалификации, нельзя. Это вопрос ответственности. Когда ты не платишь человеку за его труд, ты не имеешь права требовать — ему надоело разбирать бумажки, он повернулся и пошел, потеряв по дороге пару документов... После такой «помощи» очень сложно приводить все в порядок.
Вы ведете активную социальную жизнь, наполненную событиями, — Вы знакомы с известными кураторами, как российскими, так и зарубежными, и в книге легко рассказываете о том, какими архитекторы были раньше: про их острый ум, кураж и веселое безденежье. Расскажите, пожалуйста, про современную богемную среду. Существует ли еще такое понятие как «братство»?
Думаю, в архитектурном сообществе понятие «братства» вытеснилось понятием «корпоративные интересы». Братство — не только свободный выбор человеческого и профессионального единения, но особое чувство, когда к проблемам, радостям и горестям коллег относишься как к своим, не ожидая ничего взамен. Архитектурная профессия, изначально ориентированная на коллективное творчество, став бизнесом, изменила свою внутрицеховую природу — появились понятия «конкуренция», «борьба за заказ», «продвижение бренда» и т.д., что связано с необходимостью выстраивать систему взаимоотношений не только с начальством и согласующими инстанциями, но и со всем внешним миром. Это уже политика с точно выверенными ходами, определенной тактикой поведения, бизнес-партнерством, военными союзами и пр. Члены корпорации объединяются и поддерживают друг друга в борьбе за финансовые ресурсы.
Какое там братство...
Похоже, что в западном, «капиталистическом» мире понятие «архитектурное братство» и вовсе не известно. Как сказал мне один вполне знаменитый голландский архитектор, «мы от тебя узнаем друг о друге, когда приезжаем в Москву. У себя в Роттердаме мы как пауки в банке, ненавидим друг друга и стараемся не пересекаться. А если уж приходится идти на какую-нибудь вечеринку, стоим в углу вцепившись в свой стакан, исподлобья смотрим друг на друга, скаля зубы в кривой улыбке». Конечно, это шутка, но как говорится, в каждой шутке....
Вы пишете, что архитектор всегда выполняет заказ своего времени. Он несвободен в его выборе и не имеет права отнестись к нему с надменным презрением. Что для Вас является современной архитектурой и как Вы видите гармоничное сосуществование шедевров прошлого и современной архитектуры? Есть ли у Вас какой-то любимый город в мире, который мог бы послужить образцом того, к чему нам стоит стремиться?
Одна из главных задач современной архитектуры, какой бы инновационной она ни казалась — быть корректной по отношению к своему окружению, в первую очередь, к архитектурному наследию, которое оставили предшественники. В этом смысле идеальный город для меня Рим, где все исторические напластования — и античность, и средневековье, и ренессанс, и барокко, и период Муссолини — все со-существует в гармоничном и уважительном диалоге по отношению друг к другу. Современная архитектура проявляется, главным образом, в виде дизайнерских решений, адаптирующих величие прошлого под актуальные жизненные запросы.
Эти принципы очень сложно применить в иной, например, московской ситуации. Но, считаю, нам в большой степени это удалось в реновации Флигеля Руина, входящего в состав нашего музейного комплекса на Воздвиженке. Новая Руина (арх. АБ Рождественка), где сохранены все следы и отметки времени, говорящие сами за себя, стала примером следования принципам работы с памятниками, сформулированным в Венецианской Хартии. Музей архитектуры совершил прорыв, продемонстрировав на собственном примере возможность корректного приспособления архитектурного наследия. При этом главная ценность объекта — то, что он является носителем исторической правды. Теперь Руину можно читать как книгу, что делает ее уникальным экспонатом, задающим смысловой код своему окружению.
Для меня при работе с Руиной путеводной звездой был венецианский Punto della Dogana (арх. Тадео Андо). Считаю, наш Флигель Руина от бюро Рождественка достойно выдерживает сравнение с выдающимся примером преобразования исторической таможни в музей современного искусства, без скидок на скудный бюджет, нереально короткие сроки и техническое несовершенство российской строительной базы.
Мне показался любопытным факт, который Вы упоминаете в своей книге — он касается увольнения Питера Ноевера, самого видного музейного деятеля Австрии, из-за того, что он отпраздновал день рождения своей матери в Музее прикладного искусства (МАК), директором которого являлся. Хотелось бы знать Ваше отношение к этой ситуации, насколько наказание было адекватно проступку?
Совершенно очевидно, был найден повод, чтобы не просто избавиться от Питера, но и «наказать» его. Он, конечно же, крайне раздражал свое руководство в Министерстве культуры Австрии и крутым нравом, и максимализмом, и бескомпромиссностью, и своей известностью. Он был и остается одним из очень влиятельных героев международного культурного пространства. Став некогда директором заурядного музея прикладных искусств в Вене, Питер превратил его в один из самых уважаемых европейских музеев. МАК был «проектом его жизни». Он ощущал себя царем и богом своего создания, имея на это, на мой взгляд, все основания.
Конечно же, это не могло не раздражать руководство. При этом Питер Ноевер всегда знал себе цену, был дерзок, авторитарен и непримирим ко всему, что шло вразрез с его представлениями. Безусловно, он эпатировал благопристойную Австрию, вызывая возмущение, зависть, ненависть...
«Король-Лев» объявил, что уходит на пенсию. Его увольнение за полгода до объявленного им срока выглядело как месть, главная цель которой — омрачить последний акт блестящей карьеры легендарного директора и показать «кто в доме хозяин». Абсурдность в том, что весь мир знает и уважает Питера Ноевера, а «хозяина», уволившего его никто не знает и знать не хочет.
Существует ли дальнейшая профессиональная жизнь после такого удара судьбы?
У Петера Ноевера жизнь отнюдь не потускнела — он работает как свободный куратор во всем мире, по большей части, в США и Китае, к тому же, он — «молодой отец», его маленькая дочь намного младше его внуков.
Не смотря на все трудности, с которыми Вам приходилось сталкиваться, Вы остаетесь сильным человеком, который с оптимизмом смотрит в будущее. В чем Вы находите поддержку?
Верю в промысл Божий. Стараюсь понять, не за что, а для чего посланы испытания. При этом иногда открывается «иное измерение» и приходит осознание банальности стандартной человеческой, в первую очередь, собственной логики в восприятии и оценке трудных ситуаций.
Что Вы чувствуете сейчас, будучи отделенной от своего музея, от своего детища? Чем Вы планируете заниматься?
Я чувствую в себе огромный потенциал. Шестилетний опыт форс-мажорных усилий, в результате которых произошло чудо — обреченный музей стал относительно благополучным, закончился моей отставкой. Поначалу я не могла принять эту ситуацию, поскольку вынужденно оставила свой проект на финишной прямой, не успев завершить то, что считала необходимым. Все, что должно было быть реализовано в ближайшее время было проработано на уровне рабочих чертежей и обеспечено спонсорской поддержкой, в результате отозванной, в связи с моим уходом.
Теперь, думаю, в том, что произошло — импульс для моего спасения и «вечной молодости». Судьба воспротивилась моему превращению в «матерого директора» федерального музея, который устало командует своими менеджерами, бегает на поклон к руководству и «решает вопросы». Видимо, моя стихия — старт-апы, когда нужно отвечать на запросы времени и создавать нечто новое — чем в свое время была «Архитектурная галерея» на Якиманке, потом одноименная еженедельная ТВ-программе на канале Культура, потом фильмы об архитектуре и архитекторах, вылившихся в инновационный тогда жанр «архитектурной документалистики», потом Центр современной архитектуры, проложивший дорогу целому ряду инициатив и институций, возникших на волне, поднятой ЦСА, потом — возрождение Государственного музея архитектуры им. А.В. Щусева и его развитие в новое качество... Логичным продолжением выглядит образовательный канал по архитектуре, градостроительству, дизайну, где я смогла бы аккумулировать все свои проекты, выведя их на новый уровень, чем мне очень интересно заниматься.
Параллельно готовлю лекции, в том числе, для двух европейских университетов. Если будет чуть больше времени — хотела бы написать сценарий игрового фильма.
Оригинал статьи 
