В качества фундамента идейно-воспитательной работы в вооруженных силах ФРГ с момента их создания в 1955 году постулируется концепция «гражданина в форме», реализующаяся в принципах «внутреннего руководства», которые должны служить решению задач, сформулированных еще в 1953 году были Ведомством Бланка как «создание и постоянное формирование солдата нового типа, являющегося одновременно свободным человеком, добропорядочным гражданином и полноценным солдатом».
По этой идее для вооруженных сил ФРГ характерно пристальное внимание к вопросам политического и идейно-нравственного воспитания личного состава (что не характерно для армий других государств-членов НАТО) без ущерба для их боеспособности. Концепция «внутреннего руководства» критикуется: с одной стороны, за формализм; с другой, за беспомощность в ситуации, когда войска должны решать новые задачи в новых условиях ведения войны. Предполагается и отказ от идей внутреннего руководства, исключительная сосредоточенность на формировании операциональных и командно-прогностических компетенций, необходимых для решения боевых задач, с неизбежным переосмыслением объема содержания понятия «военный профессионализм» и требованием большего внимания к профессионализации военных кадров в условиях их избыточной политизации.
Интересны причины этого сдвига. Тезис о том, что высокотехнологичная война требует большего внимания к техническим аспектам подготовки военнослужащего в ущерб моральным, нуждается в дополнительной проверке, поскольку именно переход от линейной войны XIX века к нелинейным войнам ХХ века легли в основу требования более тщательной морально-этической и политической подготовки личного состава и приобретают особое звучание в условиях ведения современных гибридных войн.
Вторая причина заслуживает особого внимания: изменение парадигмы военного образования обусловлено завершившейся сменой общественной парадигмы в странах НАТО, где на смену героическому обществу пришло постгероическое. Поскольку глобальная концепция общественного развития от догероического общества к постгероическому активно используется в германской академической среде и влияет на концепцию военного образования в ФРГ, анализ этого идейного конструкта актуален для современной военной педагогики.
2
Концепция постгероического общества в том виде, в котором она дискутируется в современной интеллектуальной среде Германии, основывается на работах Герфрида Мюнклера. Она сложилась в первое десятилетие XXI века и приобрела законченный вид к 2016 году [21; 20]. Видение Мюнклером героического как острого личного осознания своего призвания к участию в общем деле пусть даже ценой своей жизни опирается на идеи Й. Хёйзинги и связано с осмыслением наследия английской исторической школы и теории войны, а также М. Ховарда, впервые использовавшего термин «постгероический» в самом конце XX века применительно к американскому обществу.
Г. Мюнклер никогда не догматизировал свою концепцию, видя в ней эвристический ad-hoc-инструмент, позволяющий лучше понять феномены современной политической жизни, а не универсальную модель общества. Наибольшее внимание он уделял разработке ценностно-идейной архитектуры постгероического общества, которая предстает в его трудах ключом к пониманию общественно-политической ситуации в странах Запада.
Методу Г. Мюнклера присуще построение объяснительных гипотез-конструктов, но здесь справедливо будет упоминание И.-В. Гете, полагавшего, что «гипотезы представляют собой леса, которые сооружают перед зданием и которые разбирают, когда здание готово. Рабочему без них не обойтись, но он будет неправ, если примет леса за само здание»
<...>
4
Особое значение для понимания концепции героического общества имеет постулируемая Г. Мюнклером необходимость нарративного освоения героя, так как необходимо, чтобы о герое рассказывали (иначе герой был бы вынужден повествовать о себе сам, что создает предпосылки самовосхваления, несовместимые с героическим этосом). Как следствие, герой нуждается в свидетеле своих деяний, и поэтому герой и поэт представляют собой неразрывное единство.
Если принять тезис об исключительной важности литературы для героического общества, то придется признать, что такое общество без литературы – всего лишь общество насилия: литература не только фиксирует идентичность героя, но и превращает насильника в героя. Она выполняет эту роль тем более успешно, чем глубже проникает во внутреннюю жизнь героя или примысливает ее. Возражением против этой яркой мысли можно считать то, что психологизм литературного персонажа – достижение литературы Новейшего времени, поскольку даже в произведениях Сервантеса мы встречаемся не с психологией индивидуального литературного персонажа, а с психологизмом сюжетной коллизии, в рамках которой персонаж не обнаруживает динамики в своем характере.
Особое значение в концепции героического общества приобретает идея чести и, как следствие, кодекса чести, который фиксируется в литературе, примером чему может служить фиксация рыцарского кодекса в европейской литературе XII-XIII веков. Честь героя и его ритуализируемое почитание в обществе – элемент, интегрирующий героическое общество. Было бы несправедливым полагать, что такая концепция героического общества в силу литературной ретроспективности лишена потенциала развития: к литературному кодексу чести присоединяются впоследствии зафиксированные в нормах международного права требования к ведению войны, при этом международно-правовые нормы ведения войны вовсе не ведут к утрате взаимосвязей между понятием чести и профессионализацией военного специалиста.
В этих условиях дискуссия об эрозии этики воюющих сторон и о необходимости реэтизации военнослужащих для защиты гражданского населения является доказательством сдерживающей функции военного этоса, отраженного в литературе. В постгероическом обществе этическая дискуссия утрачивает актуальность, так как в нем особую роль играют «предприниматели от войны» с привносимыми ими новым стремлениями – к деньгам и власти, а не к чести.
5
Характерны для героического общества ретроспективность и обусловленный ею пессимизм: обращение к свершившемуся факту, зафиксированному в литературе подвигу с неизбежностью влечет за собой негативную на фоне подвигов оценку актуального момента и перспектив социума, где нет точек соприкосновения между горизонтом ожиданий героя и горизонтом общественного развития.
Героизация общества, когда все общество охватывают готовность к самопожертвованию и жажда чести, является для Г. Мюнклера редким явлением в истории, поэтому возникает необходимость во включении героического идеала и его носителей в жизнь и структуру общества, примером чему в истории является спартанское войско и прусская армия при Фридрихе II. Альтернатива - расширение героических предпосылок на все общество, что мы видим в афинской демократии, в революционной Франции и затем в самой Германии, где с расширением возможностей участия в политической жизни и подъема по социальной лестнице героическое самопожертвование ожидается от любого гражданина. В результате героизации общества исчезает пессимизм, взгляд на будущее становится подчеркнуто оптимистичным, оно проникается ощущением собственной силы и уверенностью в победе.
В понимании Г. Мюнклера важен демографически фактор существования героического общества: жертвы в его концепции рассматриваются положительно, только если общество обладает переизбытком молодых сил, которые лишены иных возможностей для интеграции в общество и самореализации в нем, как только через участие в вооруженной борьбе. При этом людские потери не воспринимаются обществом как нечто негативное и лишь стимулируют дальнейшую борьбу. Именно такова социально-демографическая ситуация в странах третьего мира, которые немецкий политолог относит к героическим обществам. <...>
Оставьте заявку для консультации с нашим ведущим специалистом!